Горит восток зарею новой. 
Уж на равнине, по холмам 
Грохочут пушки. Дым багровый 
Кругами всходит к небесам 
Навстречу утренним лучам. 
Полки ряды свои сомкнули. 
В кустах рассыпались стрелки. 
Катятся ядра, свищут пули; 
Нависли хладные штыки. 
Сыны любимые победы, 
Сквозь огнь окопов рвутся шведы; 
Волнуясь, конница летит; 
Пехота движется за нею 
И тяжкой твердостью своею 
Ее стремление крепит. 
И битвы поле роковое 
Гремит, пылает здесь и там; 
Но явно счастье боевое 
Служить уж начинает нам. 
Пальбой отбитые дружины, 
Мешаясь, падают во прах. 
Уходит Розен сквозь теснины; 
Сдается пылкий Шлипенбах. 
Тесним мы шведов рать за ратью; 
Темнеет слава их знамен, 
И бога браней благодатью 
Наш каждый шаг запечатлен. 

Горит восток зарею новой. 
Уж на равнине, по холмам 
Грохочут пушки. Дым багровый 
Кругами всходит к небесам 
Навстречу утренним лучам. 
Полки ряды свои сомкнули. 
В кустах рассыпались стрелки. 
Катятся ядра, свищут пули; 
Нависли хладные штыки. 
Сыны любимые победы, 
Сквозь огнь окопов рвутся шведы; 
Волнуясь, конница летит; 
Пехота движется за нею 
И тяжкой твердостью своею 
Ее стремление крепит. 
И битвы поле роковое 
Гремит, пылает здесь и там; 
Но явно счастье боевое 
Служить уж начинает нам. 
Пальбой отбитые дружины, 
Мешаясь, падают во прах. 
Уходит Розен сквозь теснины; 
Сдается пылкий Шлипенбах. 
Тесним мы шведов рать за ратью; 
Темнеет слава их знамен, 
И бога браней благодатью 
Наш каждый шаг запечатлен. 

Тогда-то свыше вдохновенный 
Раздался звучный глас Петра: 
«За дело, с богом!» Из шатра, 
Толпой любимцев окруженный, 
Выходит Петр. Его глаза 
Сияют. Лик его ужасен. 
Движенья быстры. Он прекрасен, 
Он весь, как божия гроза. 

Идет. Ему коня подводят. 
Ретив и смирен верный конь. 
Почуя роковой огонь, 
Дрожит. Глазами косо водит 
И мчится в прахе боевом, 
Гордясь могущим седоком. 

Уж близок полдень. Жар пылает. 
Как пахарь, битва отдыхает, 
Кой-где гарцуют казаки. 
Равняясь, строятся полки. 
Молчит музыка боевая. 
На холмах пушки, присмирев, 
Прервали свой голодный рев. 
И се — равнину оглашая, 
Далече грянуло ура: 
Полки увидели Петра. 

И он промчался пред полками, 
Могущ и радостен, как бой. 
Он поле пожирал очами. 
За ним вослед неслись толпой 
Сии птенцы гнезда Петрова — 
В пременах жребия земного, 
В трудах державства и войны 
Его товарищи, сыны: 
И Шереметев благородный, 
И Брюс, и Боур, и Репнин, 
И, счастья баловень безродный, 
Полудержавный властелин. 

И перед синими рядами 
Своих воинственных дружин, 
Несомый верными слугами, 
В качалке, бледен, недвижим, 
Страдая раной, Карл явился. 
Вожди героя шли за ним. 
Он в думу тихо погрузился. 
Смущенный взор изобразил 
Необычайное волненье. 
Казалось, Карла приводил 
Желанный бой в недоуменье... 

Вдруг слабым манием руки 
На русских двинул он полки. 
И с ними царские дружины 
Сошлись в дыму среди равнины: 
И грянул бой, Полтавский бой! 
В огне, под градом раскаленным, 
Стеной живою отраженным, 
Над падшим строем свежий строй 
Штыки смыкает. Тяжкой тучей 
Отряды конницы летучей, 
Браздами, саблями звуча, 
Сшибаясь, рубятся сплеча. 
Бросая груды тел на груду, 
Шары чугунные повсюду 
Меж ними прыгают, разят, 
Прах роют и в крови шипят. 
Швед, русский — колет, рубит, режет. 
Бой барабанный, клики, скрежет, 
Гром пушек, топот, ржанье, стон, 
И смерть и ад со всех сторон. 

Среди тревоги и волненья 
На битву взором вдохновенья 
Вожди спокойные глядят, 
Движенья ратные следят, 
Предвидят гибель и победу 
И в тишине ведут беседу. 
Но близ московского царя 
Кто воин сей под сединами? 
Двумя поддержан казаками, 
Сердечной ревностью горя, 
Он оком опытным героя 
Взирает на волненье боя. 
Уж на коня не вскочит он, 
Одрях, в изгнанье сиротея, 
И казаки на клич Палея 
Не налетят со всех сторон! 
Но что ж его сверкнули очи, 
И гневом, будто мглою ночи, 
Покрылось старое чело? 
Что возмутить его могло? 
Иль он, сквозь бранный дым, увидел 
Врага Мазепу, и в сей миг 
Свои лета возненавидел 
Обезоруженный старик? 
Мазепа, в думу погруженный, 
Взирал на битву, окруженный 
Толпой мятежных казаков, 
Родных, старшин и сердюков. 
Вдруг выстрел. Старец обратился. 
У Войнаровского в руках 
Мушкетный ствол еще дымился. 
Сраженный в нескольких шагах, 
Младой казак в крови валялся, 
А конь, весь в пене и пыли, 
Почуя волю, дико мчался, 
Скрываясь в огненной дали. 
Казак на гетмана стремился 
Сквозь битву с саблею в руках, 
С безумной яростью в очах. 
Старик, подъехав, обратился 
К нему с вопросом. Но казак 
Уж умирал. Потухший зрак 
Еще грозил врагу России; 
Был мрачен помертвелый лик, 
И имя нежное Марии 
Чуть лепетал еще язык. 

Но близок, близок миг победы. 
Ура! мы ломим; гнутся шведы. 
О славный час! о славный вид! 
Еще напор — и враг бежит: 32 
И следом конница пустилась, 
Убийством тупятся мечи, 
И падшими вся степь покрылась, 
Как роем черной саранчи. 

Пирует Петр. И горд, и ясен, 
И славы полон взор его. 
И царский пир его прекрасен. 
При кликах войска своего, 
В шатре своем он угощает 
Своих вождей, вождей чужих, 
И славных пленников ласкает, 
И за учителей своих 
Заздравный кубок подымает. 

Но где же первый, званый гость? 
Где первый, грозный наш учитель, 
Чью долговременную злость 
Смирил полтавский победитель? 
И где ж Мазепа? где злодей? 
Куда бежал Иуда в страхе? 
Зачем король не меж гостей? 
Зачем изменник не на плахе? 33 

Верхом, в глуши степей нагих, 
Король и гетман мчатся оба. 
Бегут. Судьба связала их. 
Опасность близкая и злоба 
Даруют силу королю. 
Он рану тяжкую свою 
Забыл. Поникнув головою, 
Он скачет, русскими гоним, 
И слуги верные толпою 
Чуть могут следовать за ним.